За здоровье!
Застолье было в самом разгаре. Разгорячённые и разухабистые крики доносились аж до лестничной клетки . Настало время фотографироваться. Паша закричал: «Руки мне, руки на плечи закиньте, братаны! Реще, реще!!». Парни, неосмотрительно севшие по бокам от Паши, сдерживая отвращение, осторожно взяли его тонкие, похожие на затвердевшие щупальца ручки и бережно положили их себе на плечи. Их мысли сошлись: «главное – подальше от лица».
«Ну вот, терь как в детстве да, братаны? Аххха!» – радостно завопил Паша и неловко запрокинул голову, обнажая в объектив несколько рядов своих кривых зубов. Щёлкнул затвор. «А-а-а-а, поднимайте, поднимайте, пацаны, поднимайте, братаны! Братулечки! Братулюсики!! Ап!! Ап!!!» – вдруг прорезал пространство истошный пашин крик. Парни с руками Паши на плечах ошалело вскочили и, подхватив Пашу под мышки и, собирая ладонями недельный пот оттуда, подняли Пашу над столом. Никто не понимал, что происходит. Ноги Паши задрожали, а потом залетали над столом, снося с него бутылки. «Держите, держите, братаны!» – орал Паша, пока все остальные отходили от его дёргающихся ног на безопасное расстояние. В дверной проём просунулась голова Кинаматери с застывшей на лице тревогой. Наконец колени Паши нашли своё пристанище у пашиного подбородка. Глаза Паши закатились, а из нижней его части раздались булькающие звуки. Гости настороженно переглянулись. И тут же из пашиного заднего отверстия с невероятным давлением хлынула тугая струя поноса, легко сорвав свободно сидевшие пашины штаны. На несколько минут комната заполнилась звуками работы дренажного насоса вперемешку с пашиными истеричными воплями: «Аааа! Фрррр! Пепси!! Дрррр! Лэээйсы!!! Хрррррр! Бля-а-а-а!! Бррррр!».
Наконец всё закончилось. Под тяжёлое молчание гостей из заднего прохода Паши стекали последние капли. Весь стол, все напитки и закуски на нём были залиты поносной жижей, вонь которой валила с ног. Ослабевший Паша висел на руках двух парней, которые, сами того не ожидая, получили купон на бесплатный поносный душ. Притихшего Пашу водрузили на стул отдыхать, и все гости в едином порыве и гробовой тишине потянулись к выходу.
«Стоять!!!» – внезапно раздался громоподобный голос, и дверной проём словно бетонной стеной заслонила могучая грудь Максима Едуша. «Все развернулись и за стол!» – опять прогремел голос Едуша, и толпа гостей, ещё не отойдя от пережитых ужасов, послушно стала рассаживаться за столом. Раздавались хлюпающие звуки – всё вокруг было пропитано пашиными выделениями. Наконец все уселись и молча уставились на Едуша непонимающими взглядами. Никто не мог произнести ни слова. «Ну шо уставились?! Продолжаем застолье!» – снова загремел Едуш, выводя всех из состояния транса. Максим подошёл к краю стола и первым взял в руки коричневый кусок пиццы, подавая пример. «Ну, ухнем!» – Едуш хорошенько потряс кусок, обдавая всех брызгами, и зажмурив один глаз, торопливо засунул его в рот. Голова его затряслась мелкой дрожью, перешедшей на тело, а глаза начали попеременно мигать. Наконец пережёванный кусок отправился в желудок, и после этого словно по команде все гости начали разбирать ставшие сырыми закуски и засовывать себе в рот. Лица всех подёрнулись коричневой пеленой. Паша продолжал бессильно висеть на стуле, уставившись в одну точку и беззвучно шевеля губами. «Ну, за пашино здоровье!» – один из гостей поднял бокал с пивом, ставшим намного темнее, чем обычно, и, зажмурившись, залпом опустошил его. «За здоровье!» – подхватили остальные, опрокидывая в себя бокалы с сильно разбавленными напитками. Едуш стоял у двери, скрестив руки на груди, и одобрительно улыбался. Гости непроизвольно засовывали в себя еду, изредка озираясь на Едуша. «Прямо как пашино творчество», – промелькнула мысль у одного из них. В то время как остальные думали лишь об одном: их жизнь больше никогда не будет прежней.
