На летней сходке
На летней сходке люди наконец увидят стоящего, упиравшегося руками о пояс и антилогично вытянувшего одну ногу вперед, словно застывшего после веселой пляски позе, Кинамана. Когда он увидит толпу своих верных фанатов, лишь его голова повернется в их сторону одновременно выпучив оба глаза и клацнет двумя рядами зубов. Встреча проходила на безлюдной площади у старинного монумента, служащего для прикрытия тыла, под которым, превозмогая усталость и боль, стоит сейчас Павел.
Выставленные перед Кинаманом дорожные конусы должны были служить препятствием между Вождем и его племенем. Но сияющие улыбки и трясущиеся от возбуждения, руки фанатов угрожающе подбирались к нему с обеих сторон. Еще чуть-чуть, и людская масса, словно оползень, обойдет препятствие стороной, и почти бесшумно настигнет свою цель. Стоявшие по обе стороны от Павла братья Едуши прекрасно знали, что менять его позицию ни в коем случае нельзя. Конструкция слишком ненадежна. Иначе невозможно будет не привлекая внимания собрать его заново. Было решено применить силу и дать понять людям, что нельзя переходить рамки дозволенного.
Затея была неудачной. Теперь Павел знал это наверняка, стоило прислушаться к советам Николая, его верного друга. Коля не раз подмечал, что Вождь, прозвище прикрепившееся за Павлом несколько месяцев назад в группе Кинамании, с недавних пор стало обретать несколько иной характер. Земной вождь ностальгии преобразовался в бога ностальгии. Павлу нравилось, когда его называли богом. Все относились к этому как к шутке, но не Култхард. Он видел в этом нечто жуткое и омерзительное. Люди стали говорить о ностальгии и воспоминаниях как то иначе, в более извращенной форме, словно хотели чтобы ностальгия наполняла их тела. Он часто повторял Павлу о том, что когда-то давно, древние племена Амазонки верили в то, что поедая мясо другого человека, ты получаешь его накопленный опыт и силу. А что будет, думали они, если съесть бога? А они бы так и поступили, встретив его. Разумеется Кинаман только извивался в некотором подобии пожимания плечами и пузырился, в некотором подобии человеческого смеха. Вскоре всем это надоело и кроме братьев Павла некому было сопровождать на долгожданную сходку, которая по его плану должна была похоронить ненавистное червивое логово.
Когда кольцо окруживших кинамановцев фанатов начало сжиматься плотнее, Кинаман завопил что есть мочи. — Чемодан! Собирайте меня в чемодан! Максим! Максим! — но Максим, как и его брат, уже растворились в толпе. Она поглотала их и изрыгнула останки с обратной стороны. Сам же он не мог даже пошевелиться, только бешено вращая глазами. Теперь Павел мог рассмотреть лица людей. Настоящие фанатики. Гнилые зубы, бледная кожа, круглые, уставившиеся в никуда глаза. Но самое странное — У них у всех текли слюни!
Позади толпы послышался чей-то командный возглас — Разойдитесь! Дайте дорогу вашему пророку. Люди раступились. В сомкнувшееся вокруг Кинамана кольцо, вступил главный подсос Кинамании — Комаров. Неуклюже протирая рукой мокрый от слюны подбородок и не отрывая взгляда от Павла он произнес — Я хочу первый откусить от него кусок.
