Зарисовки на сон грядущий
В кина-студии все сейчас готовятся ко сну. Уже выпили вечерний чай с пирогами, испеченными Вовиком. Кто-то принял 100 грамм. Едуш запирает двери и проверяет ставни на окнах. А в спальне Вовик расстилает свежие простыни, взбивает подушки, заправляет одеяла в пододеяльники. Вождь с Кулхардом еще на кухне: спешно заканчивают съемки небольшой сценки. А вот из ванной комнаты, зевая, выходит ЖЖар в пижаме ночном колпаке. В туалете кто-то с шумом и хряхтением бултыхает голубцы с подливой. Жжар удивленно прислушивается к этим звукам, потом машет рукой, и бредет в спальню - подбирать ночной восьмибитны плейлист для Вождя.
Окна, как обычно вечером, плотно зашториваются. На плите дымится только что вскипевший чайник. Пахнет чуть пригоревшими, но от этого - еще более вкусными пирогами с капустой. Вождь проходит какую-то игру, а сидящей по левую от него руку архивариус скрупулезно записывает происходящее в толстую как кирпич книгу - летописи вождя. Лишь щелканье кнопок, шепот вождя, да шелест переворачиваемых страниц.
В комнате полумрак, горит лишь уютный ночничок, расстелена кровать, на которую Макс Едуш аккуратными рядами складывает уставших кинамановцев. Те, кто еще не хочет спать, играют в Спектрум, привезенный Кулхардом. Приятные щелкающие спектрумовские звуки очень подходят к обволакивающей тишине этого вечера. Кто-то громко пернул, и не спящие заворчали. ЖЖар, как обычно, ушел спать в ванную. Рядом с ним, на крышке унитаза, дымится кружка горячего крепкого чай с лимоном. ЖЖар дремлет, и ноутбук на его пузе поднимается и опускается в такт дыханию. Едуш заглядывает в приоткрытую дверь, и тихо закрывает ее, решив не будить спящего в ванной. В коридоре слышится легкая возня и бормотание. Фцист, замотанный в колючее клечатое одеяло, спешит в туалет. Там, в прохладной тишине, он еще долго будет шептать старинные нигерийские проклятия, сотрясаясь от поноса, но пройдет два часа, и Едуш выгонит его оттуда.
Все спят. Даже Едуш. Лишь ходики на кухне тикают. Тик-так. Тик-так. Капает кран. Лунный свет, пробивающийся через чуть приоткрытую штору, освещает приставку и стопку картриджей на столе. И на цыпочках, словно кошка, в квартиру входит Петров, прошлявшийся всю ночь черт знает где. Он стягивает кроссовки, снимает куртку, и спешит в комнату, спать. Он очень устал.Вовик быстро скидывает одежду, надевает спальный халат с ночным колпаком, и на коленках пробирается по кровати прямо к Вождю. Кто-то недовольно бурчит, кто-то вздывает. А Вождь спит сном младенца, и видит сны. Вовик обнимает Вождя, целует его в шею, и засыпает.у него под боком. "Батлтодс, батлтодс..", бурчит сквозь сон Вождь, но Вовик мягко толкает его, и сон Вождя вновь становится спокойным.
Древняя нигерийская магия, вызванная заклинаниями Фциста, сделала эту ночь особенной. Волшебной. Она продлится ровно столько, сколько потребуется каждому из спящих. Все выспятся, и проснутся свежими и румяными.
Сейчас на Кухне слышна возня, скрип громкий, оханье Миопата. Почти два ночи на часах. Чипсы закончились, пельмени съедены, пицца тоже. А он сильно захотел есть. Мио все играл в Денди, а голод мучил его. Главарь не хотел убиваться, все удары терялись, бесконечные конты спасали кое-как ситуацию. - Нет, шо, тах дело не пойдетх! Надо перехусить же! Надменный инвалид нажал на паузу, отложил бережно джойстик в сторону, сосредоточился. Затем оттолкнулся худущими белыми руками от стола, придав Стулу первичный импульс, развернулся, а затем засеменил ногами, передвигаясь таким образом. Освещая себе путь подсветкой телефона Сони Эриксон к 750ай, она перекатился в комнату. Родители спали на диване, чуть храпя. - Маааам! МАААМ! Я есть хочу! , - он в голос начал просить Кинамать сделать ему еду. - Что? Господи, что случилось? Пашка? Господи! , - Кинамать вздрогнула и испугалась. - Чтооооо опяяяяять? Лариса, что там? , - отец соскочил с дивана, как по тревоге. - Шо, есть хочу, пап! Кинамать встала, включила настольную лампу и покатила Павла на кухню. - Сейчас, Павлуш, макароны еще остались! Сейчас!
Колян сейчас лежит на Кухне на раскладушке и играет в тетрис. В углу тихо работает радиоточка, сквозь помехи слышна мелодия радио "маяк". В раковину из крана капает вода. Кинаман сидит за столом и поочередно включает для просмотра платки с играми, извлекаемые им из большой коробки. Что-то шепчет, мусолит карандаш и делает пометки в старой 96 листовой тетради. В глубине квартиры слышно, как Вовик спорит с Едушем о качестве музыки на аналоговых носителях. Спор, периодически, прерывается звуком стеклянного чоканья, отрыжкой Едуша и хихиканьем Вовика. ЖЖар в халате и водолазной маске идет в ванную, почитать перед сном пару черепашьих комиксов. Обнаружив там Фциста, разглядывающего свою жопу через сложную систему зеркал, долго ругается и топает ногами.
Старые ходики на стене бьют 11 вечера.
Жжар, как обычно, заснул в ванной и ближе к двум часам ночи начал жутко храпеть. Не в силах терпеть этот ужасный звук, Вовик выскочил из под одеяла и побежал в коридор. Он уже было собрался постучать увесистым кулаком в дверь, как вдруг остановился, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд из темноты. Медленно повернув голову, он посмотрел в сторону кухни. Там, в полуметре от спящего на раскладушке Николая, стоял ДУХ ДЕВЯНОСТЫХ. Слабый лунный свет, пробивающийся через шторы, освещал его щуплое тельце. Дух девяностых стоял абсолютно неподвижно, смотря на Вовика пустыми глазницами. Жжар захрапел еще громче, и Вовик вздрогнул. Осторожно, мелкими шажками, на ставших внезапно ватными ногах, он попятился назад, в спальню, чтобы разбудить всех.
Через минуту шумная толпа, освещаемая факелом, которым размахивал Едуш, ворвалась на кухню. Удивленный Николай подскочил как ошпаренный, и уставился на друзей сонными красными глазами. Дух девяностых пропал. Он оставил после себя лишь немного зеленой плесени на столе, да резкий запах дынной турбы. В ту ночь уже никто не смог заснуть.
Все спят. Вовик в ночном колпаке и полосатой пижаме, лежит в центре кровати под толстым одеялом. Остальные - у него по бокам. В Ростове все еще прохладные вечера, а тепла Вовика хватает на всех. Вовик улабается во сне, ведь ему снится 5 литровый мотор на Еспере. Кулхард взял странную привычку спать под кроватью, но непроизвольные едкие шептуны Вовика, наквозь пронизывающие диван, по всей видимости, скоро отучат Николая от этой привычки.
Свет в кинастудии включили. Внезапно загудел холодильник, вспыхнула тусклая лампочка под потолком. "Да будет свет", сказал Вождь, и стал свет. Вовик на радостях поставил огромный чайник на плиту. Едуш удалился в недра кинахаты, и вернулся вскоре с бутылочкой мутной ностальгии. Наспех смели свечи со стола, да соорудили нехитрую закуску. А потом, сытые и довольные, завалились штабелями в кинакровать, под старое ватное одеяло, смотреть фильм на сон грядущий. И вновь темнота, и лишь доносятся с комнаты веселые разговоры, да слышен голос переводчика Гаврилова. И лишь ЖЖар, ворча и зевая, поплелся с подушкой спать в ванную.
Вовик ходит по квартире голый, беззвучно шевеля губами. Ночь, все спят, а Вовик, освещая себе дорогу старой свечей, гремит чем-то на кухне. Заспанный Едуш матерится, и пытается увести его в спальную. Вовик сопротивляется. Шум, перебранка и возня на кухне в конце-концов будят всех спящих в квартире. Последним просыпается Вождь и громко отрыгивает с зоба вчерашний воздух. Вовик вздрагивает, услышав знакомую отрыжку, и просыпается.
С того самого момента, как Вовик встретился на кухне с духом девяностых, он полностью потерял ночной покой и стал лунатиком. Первое время его странное поведение даже забавляло обитателей квартиры. Дошло даже до того, что Вовика запускали сквозь череду специально созданных препятствий. Но когда Вовик проломил несущую стену, вышел на улицу так, словно стена была из бумаги, все озадачились. Каждый пытался вылечить Владимира своими методами. Кулхард пел Вовику колыбельные, рассказывал на ночь сказки про Жопу и Волка, натирал пенис и яички бальзамом звездочка. Едуш заваривал особые травяные чаи. Фцсит шептал проклятия, но лишь понос сотрясал его.
И лишь Вождь, хитро прищурившись, загадочно улыбался.
